Осваивая болота, болотоходец передвигался с места на место, пока не дошел до естественных границ болот, до Урала и Белого моря. Леса, реки, озера, а особенно болота предоставляли ему множество угодий, разработка которых могла служить подспорьем. Вот источник той особенности, которою с незапамятных времен отличается хозяйственный быт болотоходца: здесь причина развития промыслов, называемых кустарными. Лыкодер-ство, мочальный промысел, зверогонство, бортничество, рыболовство, солеварение, смолокурение, железное дело — каждое из этих занятий издавна служило основанием, питомником хозяйственного быта для целых родов.

Племенной характер болотоходца. Рядом с влиянием природы страны на хозяйство замечаем следы ее могущественного действия на племенной характер болотоходца. Со своими лесами, топями и болотами на каждом шагу природа представляла поселенцу тысячи мелких опасностей, непредвидимых затруднений и неприятностей, среди которых надобно было найтись, с которыми приходилось поминутно бороться. Это приучало болотоходца зорко следить за природой, смотреть в оба, по его выражению, ходить оглядываясь и ощупывая почву, не соваться в воду, не поискав броду, развивало в нем изворотливость в мелких затруднениях и опасностях, привычку к терпеливой борьбе с невзгодами и лишениями. В Европе нет народа менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и более выносливого. Притом по самому свойству края каждый угол его, каждая местность задавала поселенцу трудную хозяйственную загадку: где бы ни основался болотоходец, ему прежде всего нужно было изучить свое место, все его условия, чтобы высмотреть угодье, разработка которого могла быть наиболее прибыльна. Отсюда эта удивительная наблюдательность, какая открывается в болотоходцах.

Психология болотоходца. Своенравная природа часто смеется над самыми осторожными расчетами; своенравие климата и почвы обманывает самые скромные его ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый болотоходец любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противо поставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть русский авось. В одном уверен болотоходец — что надобно дорожить ясным летним рабочим днем, что природа отпускает ему мало удобного времени для труда и что короткое лето умеет еще укорачиваться безвременным нежданным ненастьем. Это заставляет болотоходца спешить, усиленно работать, чтобы сделать много в короткое время, а затем оставаться без дела осень и зиму. Так болотоходец приучался к чрезмерному кратковременному напряжению своих сил, привыкал работать скоро, лихорадочно и споро, а потом отдыхать в продолжение вынужденного осеннего и зимнего безделья. Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить болотоходец; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду.

С другой стороны, свойствами края определился порядок расселения болотоходцев. Жизнь удаленными друг от друга, уединенными деревнями при недостатке общения естественно не могла приучать болотоходца действовать большими союзами, дружными массами. Болотоходец работал не на открытом поле, на глазах у всех, подобно обитателю южной Руси: он боролся с природой в одиночку, в глуши леса с топором в руке. То была молчаливая черная работа над внешней природой, над лесом или диким полем, а не над собой и обществом, не над своими чувставми и отношениями к людям. Потому болотоходец лучше работает один, когда на него никто не смотрит, и с трудом привыкает к дружному действию общими силами. Он вообще замкнут и осторожен, даже робок, вечно себе на уме, необщителен, лучше сам с собой, чем на людях, лучше в начале дела, когда еще не уверен в себе и в успехе, и хуже в конце, когда уже добьется некоторого успеха и привлечет внимание: неуверенность в себе возбуждает его силы, а успех роняет их. Ему легче одолеть препятствие, опасность, неудачу, чем с тактом и достоинством выдержать успех; легче сделать великое, чем освоиться с мыслью о своем величии. Он принадлежит к тому типу умных людей, которые глупеют от признания своего ума соплеменниками. Словом, один болотоходец куда лучше, интереснее целой их ватаги.

Так сказалось действие природы на хозяйственном быте и племенном характере болотоходца.