Общий обзор истории, сделанный Первым Командором в пору его отставки. Здесь не описаны подробно подвиги болотоходцев. Рассказы о подвигах можно найти в другом месте. В связи с этим, наверно, страничка самим болотоходцам покажется малоинтересной. Она предназначена в основном для любознательных иностранцев и прочей широкой публики, пристрастной к истории других народов.

Конечно, к преданиям нужно быть осторожным, поелику лукавства и хвастовства болотоходцам испокон веку не занимать было. И каждый новый рассказчик, будучи болотоходцем в очередном колене, только прибавлял своих изысков, ловко мешая их с прежними. Автор же видит свою благую цель историю утвердить, очистив предания от этой коросты, но не губя благородной древесины, когда оная вскрывается дивным рисунком под топором строителя...[Впрочем, автор сам болотоходец, и возможно, тоже приврал лишнего... Особенно если под этой самой корою ничего не вскрывалось - здесь и далее по тексту прим. издателя]

Вот что гласит самое древнее из древних сказаний: "...И вышли из земель болотных три мужа младых, но умудренных опытом, и сказали: "Доколе ползать нам ползком, аки гадам болотным! Люди мы али твари неразумные? И пошли они в не страны заморские, не на склады богатые, а в свои закрома замшелые, к своим отцам-прадедам, судьям праведным да волхвам болотным. Принесли они не шелка бархатные, пригнали не коней да девок половецких, притащили не аксамитов угорских - принесли дары свои природные, шкуры и коренья и меды и меха и кожи. Прибыли не с клятвами гордыми, не со словами дерзкими, пришли с просьбами покорными, с мольбами чистыми. Долго торги длились, долго суды судились, но рано ли поздно ли, выпросили они у судьи строгого судно старинное, образца заморского, замшелое да побитое. Что с ним делать и как, смолчал судья, ибо тяжкий нес обет молчания. Как ни бились богатыри, не открыл он тайны древней [Возможно, он и сам толком ничего не знал]. Вынесли они на берег судно, разложили палки, рейки да тряпки, и долго думу думали. Один говорит - это чтоб по земле это ходить, и палки к ногам, рейки к рукам. Другой - для воды это, тряпку вниз, рейки торчком. Чуть не задрались было. Уж лето прошло, зима миновала, весна пришла - ничего не надумали. Тут глядь - устроился рядом мужичок с земель соседних, везет сына домой из стран дальних. Долго глядели на него мужи наши, долго затылки почесывали, наконец смекнули, зачем палки, зачем рейки, тряпки зачем. Быстро собрали все вместе, как подсмотрено, и поняли тут они - не для земель, не для вод, как раз для болот это все задумано. Понеслись они по трясинам, по ряске и тине, лягушек распугивая, понесли тут они - не для земель, не для вод, как раз для болот это все и задумано. Понеслись они по трясинам, по ряске и тине, ужей да лягушек распугивая, понесли благую весть в дома - незачем отныне по болотам ползать аки гадам, стелиться аки ветвям бессмысленным! Можно гордость свою ныне из сундуков достать, и на плечи вздеть. Пора всем народам узнать, какие люди и товары на болотах прорастают..." Вот так и пошли болотоходцы, заплавали, забегали по своим болотам, да и в чужие края скоро свои носы запоказывали.

Сначала проживали они сами по себе, и других народов не знали. С началом плаваний, примерно с конца Древних Времен стали известны соседним народам. Как оказалось, народы многие были родственными, близкими по языку и духу. некоторые, правда, только по духу, а иные - лишь по языку. Это болотоходцев отнюдь не смущало, и походы свои они прокладывали по любым землям ровно, без особого разбору. С севера в ту пору, как стало известно, жили ялоходцы, все озера и реки северные обсели. С ними болотоходцы, и рядились, и родились, и женились вместе. С северо-востока суровые пешеходцы порой грозили набегами. С юга плотогоны, ну с ними то мир, то ссора - не разберешь что лучше. С запада велоходцы, чванные да важные народы, одно слово - образованные. Долго так они жили, и других народов в соседстве не было.

В Средние Времена возникло множество городов, в том числе и на болотных землях. Сами-то болотоходцы городов не строили, да и не замышляли - вера не позволяла. Однако купцы заморские, варяги скандинавские, другие народы пришлые кто торгом, кто силой, кто хитростью пролезли с течением времени (и рек) и в болотные земли. Города понастроили, где места посуше нашлись. С товарами, с верою своей, с книгами иными... Суда да снасти свои по рекам расставили - яхты да катамараны да паруса латинские. Болотоходцы таких судов не видывали, слов не слыхивали, книг не читывали. Старейшины, как водится, ворчали на латинские новшества, большой ущерб вере усматривая, пытались молодых удержать. Да разве мысль удержишь? Мало-помалу многие о ветрах и парусах задумались, как дальше жить, и в их родах, на их судах тоже паруса замелькали. Только паруса эти были свои, исконные, прямые, болотные. Мачты делали они попроще - деревянные, из сосны или ели, но крепкие и высокие, двух, а то и трехногие. Ученые, изучающие ту эпоху, до сих пор спорят. Одни говорят, что вряд ли парус, даже прямой, мог родиться прямо на болотах. Во всяком случае, историки древности этого не подтверждают, а наоборот, указывают, что в других краях таковой был и ранее известен. Одна из версий гласит, что северные болотоходцы подсмотрели его у суровых соседей-ялоходцев, которые в морях научились парусным премудростям. Другая теория, наоборот, ссылается на западные народы. Однако историки самих болотоходцев утверждают, что прямой парус появился впервые именно на болотах, и якобы даже чуть не раньше пришлых латинских, и произошел то ли от плаща, то ли от палатки, то ли от походного знамени. Так ли, нет, разобраться ныне трудно, но даже ученые мужи древних веков признают, что по причине дождей земли наши (точнее, болота) всегда в избытке пестрили палатками и укрытиями такого рода. Вот что пишет в своем труде арабский историк и географ Аль-Абу-ибн-Чайна: "...Болотцы [или болотники - так он называет древних болотоходцев] живут оседло, каждый род на отдельной кочке. Дожди там непрестанные, так что все кочки палатками уставлены. В деле ткани ткать, да полотнища кроить, да шить укрытия они зело искусны с детства. Живут они издревле среди болот, и другой земли [кроме болот] не знают. Народ гостеприимный, хлебосольный, но ворчливый. Хоть спокон веку к сырым местам привыкли, одначе клянут и землю свою и сырость всегдашнюю, не переставая. Даже и пришлому человеку их жаль делается. Но стоит иноземцу о том же заикнуться, как мигом хозяева на него ополчатся, разругают на все корки, выгонят на все четыре стороны, а то и прибьют ненароком. Народ этот добродушный, но странный: месяцами сидят сиднем на своих трясинах, но как солнце весной пригреет, а то и еще раньше, а то и безо всякого повода срываются с места на своих судах, а то и пеши, и идут в набеги на соседние земли. В набеге движутся они толпами, с чадами и домочадцами, со стариками и скотами своими. Одни вплавь по реке, иные пешком вдоль воды, третьи рядом по болоту пробираются. Когда их много, они причиняют много неудобств окрестным народам - издают шум, буйные крики, занимают берега на большом протяжении, многими способами днем и ночью нарушают покой оседлых народов. Однако если их меньше десятка, ведут себя они скромно, робко, стараются проскользнуть по своим путям незаметно. Впрочем, даже большие ватаги их вполне мирные, и ссорятся они более друг с другом, нежели с другими народами..."

В Средние Времена уже и благородным европейцам доводилось бывать в болотных странах. Так, латинский миссионер Исидор Гельберштранц в своих "Путевых заметках от Рима до Каракорума" приводит краткое описание быта и привычек болотных людей: "Славные представители болотного племени любят плавать по рекам, озерам и болотам, по последним даже более всего. В этом они достигли такого искусства, что когда болотоходец плывет, то не понять, на чем и по чему - открытая водная гладь или трясина, забитая тиной - все ему ровно. Ночует он на болоте так же ловко, как и на сухом берегу, и даже предпочитает оное оному [явное преувеличение]. Любой из них с детства способен добывать пропитание и питье на любой трясине, разложить огонь на любой сырой кочке или даже прямо на воде. Двигаясь по рекам и озерам в своих странствиях, в хорошую погоду любят они сгонять свои суда в плоты, раскладывать на оных скатерти и снедь и подолгу пировать, понемногу кружась и сплавляясь таким образом вниз по течению, поздравляя со своим прибытием все окрестные народы, не шибко предлагая последним, впрочем, принять участие в торжестве. Болотоходец ростом строен, бородат, лицом чист и загорел, грубоват, но приветлив. Однако не стоит задевать его достоинство, и особенно обычаи: болотоходцы быстро переходят от полного спокойствия к неистовому гневу, в коем забывают правила хорошего тона. Впрочем, они отходчивы и доброе слово умелого пастыря способно их умиротворить. На судах своих ставят они грубые домотканые паруса, которые неспособны плавать против ветра, каковой недостаток восполняют они неистовой весельной греблей [Гельберштранц занимался распространением латинского парусного вероучения, и его критика народных парусных обрядов вряд ли может считаться искренней]